Форум » Житие » Тяжелое детство Эльзы. » Ответить
Тяжелое детство Эльзы.
БезобразнаяЭльза: Кто как рос... А я в глуши ))) [more](то, что слегка навеяло фанфик "Побег". Ничего общего, на самом деле)))[/more]
Ответов - 5
БезобразнаяЭльза: Ее старые руки похожи на коричневые блестящие ветки, спина же прямая, как у юной девушки. Мы с двоюродной сестрой с одинаково восторженно-удивленными лицами смотрим на нее, как легко она идет перед нами с тяжелыми, как ее судьба, сумками. Война, блокада, смерть всей ее первой семьи, и вечная нищета, которой она не замечала, в поте лица зарабатывая себе на хлеб, на дешевые платья для подросших дочерей, чтобы отправить их в школу. Мы смеялись и дурачились, обливаясь потом, шли боком и хромали, потому что тащить наши жалкие котомки нам было уже невмоготу. - Нет, ну ты посмотри! Она же стройная, как юная девушка! А теперь посмотри сюда… Я, передразнивая походку сестры, показываю на ее бесформенную тень, лениво тащащуюся за нами по песочной, разогретой солнцем дороге. - На себя посмотри! – Она тыкает пальцем в соседку собственной черной и пыльной преследовательницы. Я напускаю на себя надменный вид, она смеется, потому что знает, что за этим ничего не стоит, и вообще с очаровательной покорностью позволяет командовать собой и воображать перед ней немного: я старше на целых полтора года! Ей каких-то одиннадцать, а мне уже тринадцать, и в меня, а не в нее, влюблен единственный мальчик в нашей глуши. Ну… Допустим он на четыре года меня младше и его доводящая нас до смеховой истерики влюбленность только повод для изнывающих от тоски и безделья двух малолетних мерзавок немного развлечься: «Ты видишь, Мишка, она умирает… Скажи, как ты ее любишь», - это моя «сердобольная» сестра допрашивает несчастного таким трагическим тоном, что я уже с великим трудом изображаю умирающую. Мы намазали мои губы углем и предлагали жертве наших жестоких развлечений «спасти любимую», тоже попробовав «волшебное средство, связывающее влюбленных». Осторожный Мишка плачет и тоскливо смотрит на кусочек угля. Он невозможен: отказался прыгать с березы, когда мы с сестрой успели спрыгнуть в стог сена, держать за ветки, по три раза. «Видишь, Мишка, у нее уже агония… Ты еще можешь ее спасти…» Естественно у меня агония - меня сотрясает от смеха, дергая головой, я отворачиваю лицо к стене. Как только этот маленький зануда попробует уголек, я, так и быть, воскресну и «благородно» позволю ему жить дальше… Обжигающая пылью дорога наконец заканчивается, мы входим в деревушку, если ее можно так назвать. Три дома, две бани, вокруг бескрайнее поле с дикими травами, которые надо скашивать, потом долго гонять их по полю под жарким солнцем граблями, а кульминацией всей этой длинной истории, ознаменованной первыми мозолями на изнеженных руках городских девчонок, будет сотворение громадного, как гора, стога. К счастью, для этого действа приезжают наши родители и предаются сенокосной лихорадке с таким остервенением, будто от этого зависит жизнь. Да, зависит, но это, я пойму позже... Сено таскают в сарайчик на деревянных носилках: к сарайчику - с сеном, обратно… Нет, не с пустыми носилками, а с нами, на них восседающими, радостно болтающими ногами… Впрочем, когда мы уже стали подростками так безобразно нас уже не баловали. Бабушка выкладывает продукты на стол. В основном это хлеб, буханки и буханки ржаного хлеба, пакеты с крупами и несколько пакетиков с ирисками… Ох уж эти ириски, в прилипающих к пальцам бумажных фантиках… К бабушке как-то придут гости, проживавшие в соседнем маленьком городке. Они о чем-то будут оживленно беседовать с хозяйкой, заодно пройдутся по нам (А та, черненькая, - так это Марьина дочь? А беленькая – Еленки?), притихшим, что-то затеявшим в комнате за перегородкой. - А девочки то из Ленинграда… Скучно им здесь? - Да пошто же скучно? Кушайте, гости дорогие. У меня вот еще маканье для блинчиков есть – с волнушками. Девки! Мы бешеными глазами смотрим друг на друга – за несколько недель каникул мы окончательно дичаем и превращаемся в этакое подобие местных эльфов или вурдалаков, кому как нравится. Платья на нас – извлечены из старых сундуков, волосы растрепаны ветром, ноги – босые, в ссадинах… - Девки! Мы входим на кухню. На нас смотрят, как на инопланетных пришельцев, но мы гордо смотрим в ответ. Кто они такие, вообще? Здесь каждая травинка овеяна нашим дыханием и звенит от нашего смеха. - А вот это Вам, УГОЩЕНИЕ, - бабушка, искренне улыбаясь, протягивает нам по ириске, мы, почти делая книксен, кротко благодарим и выныриваем вон из избы, чтобы кататься потом на зеленой лужайке от смеха, вспоминая ошалевшие глаза бабушкиных гостей… Она нас вскоре отпустит и велит не уходить далеко, потому что мы вот-вот должны садиться кушать. Точное время не называется, а только спустя полчаса слышится: - Девки, идите обедать! Мы оставляем Мишку скучать на скамейке – ему интересно с нами почему-то. Часто блестят глаза, когда я чего-нибудь придумаю, а у меня богатая фантазия. Мы играем втроем на бескрайнем пространстве в какие-то безумные игры одиноких, но неприлично счастливых детей, купающихся в свежем воздухе, как выпущенные на волю птицы. Я умудряюсь внушить им, что вот нас не трое, а целая команда, партизанский отряд, местные феи, эльфы или колдуны… Еще чего-нибудь… Они верят и, бегая за мной, доверчиво кивают головами, когда я им объясняю, обводя рукой скошенный полукруг в дебрях высоченной травы – здесь у нас будет штаб квартира, а во-о-от там живет наш страшный враг. И мы не скоро заметим, что наше царство, весь мир, вся вселенная, сосредоточенная на этом окруженном дремучими лесами, поросшем дикой, кое-где скошенной травой пространстве – всего только несчастная вымершая деревушка, где когда-то давно шумела жизнь и росли обсыпанные румяными плодами кудрявые яблоньки. Где наша бабушка, молодая и красивая, шла на свое первое свидание, стянув после работы с головы платок и рассыпав по плечам медово-каштановые пышные волосы, а сгинувший в пекле войны ее первый муж восхищенно шептал ей, что нигде не видел такой красоты. Мы с трудом протискиваемся в тесное пространство между маленьким окошком, в которое лезет, пыша жаром, настырное солнце, и покрытым выцветшей, но идеально чистой клеенкой столом. У нас, как всегда, первое, второе и третье… Зеленые щи, красная картошка (которая на самом деле коричневая и готовится в русской печи), оладушки или калитки с пшенной кашей. Парное молоко. Нас кормят, как на убой. Мы еле выползаем потом в сени. Часть питания мы по-тихому помещаем в маленькое пластмассовое ведерко и скармливаем вечно голодным собакам. Я только мельком замечаю, как бабушка смотрит на нас, сияя бледно-голубыми и вечно юными глазами. Меня потом немного мучает совесть вкупе с беспокойством, выражающимся дерганными движениями, чтобы скрыть ведерко, к тому же мне приходится осаживать строгими взглядами хихикающую сестру, но мы не можем столько съесть! Мы убегаем играть на свежем воздухе, деревенька бережно принимает нас в свои старушечьи ладони. Такие же, как у бабушки: сухие, узловатые, пропахшие травами руки настоящей реально живущей рядом с нами волшебницы, которая одним движением пальцев способна сотворить вокруг себя тепло и уют, сказку и заботу, оставаясь вроде как в стороне. Мы вернемся вечером, к ужину в дом, строго захлопывающий за нами кривую деревянную дверь. Мы будем шептаться до полуночи, пугливо прислушиваясь к бабушкиному дыханию, нырять с головой в подушки, чтобы заглушить смех. Мы будем планировать дела на завтра: проверить не вылупились ли из куколок бабочки, подготовиться к походу в лес, чтобы посмотреть кабанчика… И, говорят, где-то, если идти на север, затерялась еще одна деревенька, только совсем уже заброшенная, мертвая. Там нас должно ждать что-то интересное, мы почти не сомневаемся в этом, и нам совсем не страшновато об этом мечтать, только почему-то в сени мы этой ночью ходим, дрожа с головы до пят, покорно просыпаясь и в полудреме влезая в шлепанцы, как только одна из нас толкнет другую. Ни кабанчика, ни деревеньки мы на следующий день не находим, а возвращаемся с красными, обсыпанными волдырями от злой крапивы ногами домой, Мишка замыкает нашу усталую процессию. Губы у всех троих измазаны черникой, ладони от этих ягод сиреневые. От приключения остается воспоминание: неясное, иллюзорное, но постоянно тревожащее и волнующе прекрасное, как запах засушенного цветка, вложенного между книжных страниц. Как память о том, что покосившийся серый, похожий на избушку бабы Яги, дом когда-то был живым, теплым и смотрел на нас строгими, но добрыми светло-голубыми глазами.
пис_aka: Чудесно. А все же стиль не скрыть...
БезобразнаяЭльза: пис_aka Ну... а я и не пыталась ;)))
пис_aka: БезобразнаяЭльза Шило в мешке не утаить))) Особливо, когда оно из драг. металла.
Tanjusha: Вот нисколько не тяжелое дество у Безобразной Эльзы! А только счастье и легкость необьыкновенная! Только в детстве может быть такое чувство беспечности и собственной значительности в мире, когда ты - в центре мирозданья. Особенно далеко от многолюдья, когда не надо "соответствовать" , а только "быть", и открытым взглядом смотерть на окружающий мир. А бабушки - на то они и бабушки, чтобы смотреть на нас прозрачно-голубыми глазами и вспоминать свою жизнь. Родители на нас так не смотрят. Только бабушки. Респект!
полная версия страницы